Каждому из нас знакомо это ощущение: за тобой стоят многочисленные безымянные "заместители". Они готовы в любой момент, по свистку, сесть за твой роман, твою симфонию, твою поэму. Бездарных композиторов в журнальчиках дружно именовали "красными Бетховенами". Я себя с Бетховеном не сравниваю. Но невозможно забыть это ощущение: в любой момент может появиться новый "красный Шостакович". А ты исчезнешь.
Меня мысли такие особенно часто посещали в связи с моей Четвертой симфонией. Ее ведь 25 лет никто, можно сказать, не слышал. А рукопись-то у меня хранилась. И если бы я исчез, то кому-нибудь ее за "усердие" власти и подарили бы. Я даже знаю, кому. И стала бы она вместо Четвертой симфонии - Второй. Да только другого автора.
( Read more... )
По Украине, по ее дорогам испокон веков бродили певцы. Их там называли лирниками и бандуристами. Это были почти всегда слепцы. Почему именно слепые - вопрос особый. Я его сейчас касаться не стану. Скажу кратко - традиция. Важно, что это были люди слепые и беззащитные. Но никто их никогда не трогал. И не обижал. Обидеть слепого - что же может быть позорнее? И вот в середине 30-х годов на Украине объявили, что должен состояться Первый Всеукраинский съезд лирников и бандуристов. Дескать, надо всем народным певцам собраться вместе. И обсудить, что делать на будущее. И тогда "жить им станет лучше, жить им станет веселее", как Сталин сказал.
И слепые поверили. Со всей Украины из маленьких, всеми забытых сел приползли на свой Первый съезд. Сошлось их довольно много,- говорят, несколько сотен человек. Это был живой музей. Живая история страны. Все ее песни. Вся ее музыка и поэзия. А их почти всех расстреляли. Почти всех этих несчастных слепцов.
Зачем это сделали? К чему был этот садизм - резать слепых? А просто так. Чтобы не мешались под ногами. Тут великие дела делаются. Сплошная коллективизация прошла. Уничтожили кулачество как класс. И вдруг - какие-то слепцы. Ходят, поют песни подозрительного содержания. Песни цензуру не проходили. Да и потом - какая уж тут цензура, коли речь о слепом идет. Ведь слепому просмотренный и исправленный текст перед глазами не положишь. И приказ на бумажке ему не напишешь. Слепому все надо в устной форме внушать. А в устной форме - слишком долго. И бумажку к "делу" не подошьешь. А тут и так времени не хватает. Коллективизация. Механизация. Проще расстрелять. И расстреляли.
( иллюстрация )Все было благозвучно и аккуратно. Но когда ставилась последняя нота в партитуре и просыхали чернила, наступал, можно сказать, самый ответственный этап. Теперь нужно было найти автора для всей этой стряпни. Автора, чье бы имя было таким же благозвучным, как и музыка. Но, так сказать, в обратном направлении. Если музыка должна была быть максимально европейской, то имя автора должно быть максимально национальным. На ремесленный европейский продукт клеили яркую национальную этикетку.
В общем, с этой проблемой справлялись. Находили какого-нибудь сговорчивого молодого - или не слишком молодого - но обязательно честолюбивого "нацмена" (эта презрительная сокращенная кличка для представителей национальных меньшинств тоже именно тогда пошла в ход). И он без зазрения совести ставил свою фамилию на обложке не им сочиненного опуса. Акт купли-продажи свершился. На свете становилось одним проходимцем больше.
( читать далее )Именно в этот период я впервые увидел своих знакомых в мрачном настроении. Они вздыхали и говорили о человеческой неблагодарности. Они говорили о том, что эти дикари так и остались бы навсегда дикарями, если бы не их, пришельцев, просвещенная помощь и поддержка. И что местные боссы до сих пор едят баранину руками, а пальцы вытирают о халат. И что вообще они подлецы и многожёнцы.
( далее )